Ант Скаландис - Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Ознакомительный фрагмент

Впрочем, глупый вопрос: к чему нужна связь, если ее так легко оборвать? Или все это сделано только ради конспирации: переговоры при закрытых дверях. А вообще странный передатчик: я ведь переходил на прием, ровным счетом ничего не переключая.

Мне вдруг ужасно захотелось снова поговорить с этим Тополем. Страх? Да нет, страх, пожалуй, уже прошел, и скорее это опять было просто любопытство авантюриста. Я принялся внимательно изучать передатчик. Кнопок на нем было немного, и после нажатия, кажется, третьей по счету (к чести своей должен заметить, я запомнил, какой именно) передатчик ожил. Сначала захрипел, потом посвистел протяжно, и наконец уже знакомый голос спросил:

— Что случилось, Ясень? Прием.

— Да ничего не случилось. Просто хочу узнать, сколько мне тут еще торчать. Жрать охота, да и до дому бы добраться неплохо. Прием.

— Жратвы в машине сколько угодно. Пошукай в багажнике, Ясень. А вот насчет до дома добраться — это мы с тобой завтра поговорим. Прием.

— Что значит «завтра»? Мне тут что, ночевать, что ли? Прием.

— А ты понятливый, однако. Утром я тебя вызову. Утром. Понял? И упаси тебя Бог до утра куда-нибудь ехать. Или сбежать. Не потому, дружище, что придется искать тебя, время тратить, силы — это бы еще полбеды. А потому, что опасно. Понял? Прием.

— А тут сидеть не опасно? Прием. Тополь выдержал паузу. Потом сказал:

— Здесь не так опасно. Ты уж меня послушай. А если что, я до утра на связи. Вопросы есть?

— Есть вопросы! — крикнул я, не дождавшись слова «прием».

Что-то захрипело, и Тополь сказал:

— Повтори. Прием.

— Тополь, слушай, Тополь, дело в том, — я все еще мялся, — дело в том, Тополь, что я-то совсем не Ясень. Понимаешь, Тополь? Правда, Тополь. Прием.

— А вот это ты брешешь, парень! Раз ты сидишь в этой машине — значит, ты Ясень. Понял меня хорошо? Конец связи.

Я было хотел вызвать его еще раз, но сообразил, что после такой фразы ничего более важного уже не услышу.

Я вышел из машины, достал из рюкзака фляжку с коньяком (собственно, не с коньяком, а с дешевым греческим бренди «Александр») и сделал глоток на добрую треть стакана.

«Ну вот и все, старина, — сказал я себе. — Был ты начальником издательского отдела, членом Союза писателей, когда-то совсем давно был спортсменом, потом инженером, потом мелким коммерсантом, мужем и отцом. Да, и сыном. Совсем недавно. А еще — гражданином СССР. Была такая удивительная страна на карте планеты. И жил в ней неплохой, в общем-то, парень — Мишка Разгонов, молодой специалист, литератор и мастер по самбо. Но все это было. И прошло. А теперь ты — Ясень. Ясень — и. все. Понял меня хорошо? Понял отлично. Конец связи. Или конец всему? Но, но, но!.. Мы еще повоюем! Я еще покажу этим тополям и дубам, кто такой Разгонов! Я так просто не сдамся…»

И я уже готов был сделать второй жадный глоток из своей фляжки, когда от дороги послышался визг тормозов и резкий хлопок закрывшейся дверцы. Я сжал в кармане рукоятку «ТТ» и выглянул из-за машины.

Глава вторая. А ВОТ И ДЕВУШКА!

Сквозь сгущавшиеся сумерки я разглядел яркие задние габариты «шестерки», темно-синей или, может быть, черной, заляпанный грязью и потому плохо читаемый частный номер новейшего образца с трехцветным флажком и около машины — две фигуры: женскую, буквально сорвавшуюся с переднего сиденья и быстро двинувшуюся по дороге, и мужскую, вылетевшую из-за руля ей вдогонку.

Водитель в два скачка догнал свою спутницу и схватил ее за локоть.

— Ну вот что, сука, никуда ты не пойдешь! — закричал, а точнее, заревел он несуразно громко и зло.

«Шизик, — подумал я. — Или просто пьяный. Но даже если это муж с женой, все равно есть повод поразвлечься».

И, сделав пару шагов в сторону шоссе, я окликнул их:

— Эй, на палубе!

Они обернулись одновременно, и женщина, воспользовавшись замешательством обидчика, выдернула свой локоть и, очень ловко увернувшись от его второй руки, кинулась ко мне с криком: «Помогите!»

За те считанные секунды, пока она пересекала разделявшие нас пятнадцать шагов, я успел увидеть, что ей не больше тридцати, что одета она со вкусом и явно по-городскому, что бежит она красиво, как профессиональная спортсменка, даже в такую минуту, что сумочка у нее совсем маленькая, что ее недлинные и очень рыжие волосы уложены в изящную прическу у хорошего парикмахера, что лицо у нее в веснушках, а глаза — голубые даже в вечернем сумраке и что я в нее уже влюбился. Последнее я, конечно, не увидел, а почувствовал, почувствовал сразу, а когда на какое-то мгновение задержал в своей руке ее ладонь, сладостный озноб удивительного, забытого ощущения — ожидания счастья — охватил все мое тело, но я не расслабился, нет, а только, наоборот, осмелел, если не сказать — обнаглел.

— Быстро в машину! — скомандовал я ей, кивнув назад, в сторону «Ниссана».

И она исчезла за моей спиной. А мужик уже шел ко мне, и теперь я вынужден был обратить внимание на него. И очень своевременно. Мужик был лет, наверно, сорока, лысоватый, на голову выше меня и заметно шире в плечах. Из-под коротких рукавов клетчатой рубашки буквально выпирали его тяжелые бицепсы. Да-с, весовая категория не моя. Нет, я, конечно, без боя не сдамся, но нужен ли мне сейчас этот бой?

— Ты кто такой?! — рявкнул громила из «Жигулей».

— Какая разница! — ответил я. — Вали отсюда. И сделал осторожный шаг назад. Я отступал с достоинством, принимая откровенную боевую стойку, даже руку из кармана вынул, а про себя подумал: «Возможно, он просто здоровый от природы. Но вряд ли. Все-таки это руки настоящего спортсмена. Дай Бог, не боксера и не самбиста, но все равно дело может принять серьезный оборот. Пролить кровь за прекрасную незнакомку — это, конечно, красиво, однако только в том случае, если выходишь победителем, но если очнешься утром, а рядом ни прекрасной дамы, ни соперника, ни бумажника с деньгами… А то, бывает, и вообще не очнешься…»

Все эти мысли промчались у меня в голове примерно с той же скоростью, с какой горнолыжник размышляет, куда ему повернуть перед очередным флажком на трассе гигантского слалома. И вывод был готов через две секунды: рука нырнула обратно в карман.

— Да ты кто такой?! — снова взревел громила, надвигаясь.

— Стоять! — сказал я с холодным бешенством, усилием воли заставляя не дрожать поднятую руку с пистолетом. Все-таки первый раз в жизни целился в живого человека.

— Да ты что, офонарел, что ли? — как-то неправдоподобно тихо спросил мой враг и напряженно замер, по-моему, оценивая расстояние между нами спокойным взглядом профессионала.

Когда выхватываешь оружие и не стреляешь в ту же секунду, как учат учебники и инструктора по боевому самбо, ты рискуешь в основном тремя вещами: первое — кто-то может тоже выхватить оружие и выстрелить раньше; второе — оружие могут вырвать из твоих рук и применить против тебя; третье (специфика нашей замечательной страны) — от тебя удерут, а потом накапают в ментовницу. В данном случае третье исключалось: он не знал меня, а стоящий позади «Ниссан» должен был отбить всякую охоту от знакомства. Второе он исключил сам, внимательно просчитав свои и мои возможности. А первое оставалось, строго говоря, под вопросом, но, кажется, он все-таки был безоружным.

— Вали отсюда, — повторил я почти добродушно. — Девушка попросила меня о помощи. Этого достаточно. Так что садись в свою тачку, и чтобы через десять секунд тебя здесь уже не было. Я начинаю считать. Раз…

Он медлил.

— Два… — Я держал теперь пистолет обеими руками.

— С-сука, — процедил он сквозь зубы, сплюнул, повернулся и не спеша зашагал к «Жигулям». Наверно, он был из тех людей, которые совсем не привыкли убегать.

И я подумал: «Ну, ладно, приятель, сейчас мы тебя испытаем».

Когда я громко произнес «Девять!», он уже закрыл дверцу, но машина еще стояла. По счету «десять» я выстрелил (в воздух, разумеется). Уж очень было интересно, как он себя поведет. И этот персонаж не обманул моих ожиданий: «жигуль» взревел — очевидно, он вдавил педаль в пол на первой передаче и рванул с места, как «Мерседес», причем сильно вильнув вправо (то ли занесло, то ли он специально вывернул руль из соображений безопасности).

Я громко и радостно расхохотался, уронил «ТТ» обратно в карман и лишь тогда оглянулся.

Спасенная мною красавица стояла совсем близко и смотрела на меня в упор, но в глазах ее были вовсе не благодарность и обожание, а растерянность, недоверие, страх и еще что-то странное, чего я не мог назвать, но понимал: именно это чувство для нее сейчас главное. Упрек? Разочарование? Обида? Бессильное отчаяние? Ей было плохо, и я брякнул первое, что пришло на ум:

— Не бойся, дурашка, я тебя не обижу.

Ноль эмоций. Точнее, эмоции все те же — ноль изменений.

— Пистолет-то газовый, — соврал я. — С этим парнем все в порядке.